Папайя по жизни
Посмотрите-ка, кто вернулся. Еще и с переводом.
Да, я снова в деле~
За эти несколько дней между братьями что-то произошло... Когда-то единые во всем Феанарионы явно поделились на два лагеря: Безумная Троица — против остальных. Макалаурэ сидел рядом со старшим братом, спокойный и надменный. Затравленное выражение его лица куда только делось —quentaro почувствовал опору. Эту же опору чувствовали и близнецы — Амбаруссар с серьезным выражением на юных личиках поглядывали на Куруфинвэ осуждающе и чуть ли не гневно.
читать дальше — Если мы уже насладились музыкой — перейдем к делам, — сказал Майтимо, — Три Дома Нолдор понесли большие потери... Сначала мы потеряли Великого Князя Финвэ, и эта потеря привела к уходу Нолдор из Валинора... Эльдар погибали в битвах, но больше всего пострадало движение князя Нолофинвэ — Второй и Третий Дома. Пострадали из-за неосмотрительности Великого Князя Феанаро, который унаследовал титул и звание от своего отца Финвэ.
Троица Феанарионов завозилась. Морифинвэ хотел что-то сказать, но Руссандол лишь повернул голову, и его брат сдержал себя.
— После гибели отца, — ровно продолжал Майтимо, — я являюсь Великим Князем Нолдор, и князем Міпуа Nosse. И, как нолдо, обремененный властью и ответственностью, приношу князю Аttеa Nosse Финве Нолофінвэ, и княжичу-наместнику Nelya Nosse Артафиндэ-Финарато извинения за то, что князь Феанаро сделал в Лосгаре. Я хочу, чтобы между нами всеми процветал мир и покой.
— Я принимаю ваши извинения, Великий Князь, — сказал Нолофинвэ так же ровно, — и всем сердцем хочу мира и спокойствия.
— Я принимаю ваши извинения, Великий Князь, — прозвенел серебром голос Арафинвиона, — и так же желаю спокойствия и мира.
— В знак наших добрых намерений, — продолжал Майтимо, — мы отдаем пострадавшей части движения две трети нашего имущества, а также половину табуна валинорских лошадей...
Финдекано, который внимательно следил за Безумной Троицей, насторожил уши. Братья шептались между собой, не решаясь войти в оsanwe перед глазами Майтимо, который сразу бы распознал тот особый сосредоточенный вид, который появляется при обмене мыслями.
— О, если бы этим и закончилось, — сказал Туркафинвэ, едва двигая губами, — я был бы готов отдать и остальную часть имущества, если бы...
— Он был настроен решительно.., - язвительно отозвался Куруфинве.
— Не стоило позволять, — прошипел Морьо, - брат сошел с ума там... от страданий и боли.
— Возможно, — снова зашептал Куруфинвэ, — Нолофинвион требовал у него это, как плату за освобождение. Брат всегда держит слово, ну, а там, на Тангородриме... он просто обязан был его дать.
Финдекано едва заметно побледнел. Разговор начал ему не нравиться.
- Есть еще один вопрос, — говорил тем временем Майтимо, — вопрос, который требует решения. Поскольку после смерти Великого Князя Нолдор Финвэ, его титул унаследовал мой отец, то никому не показалось странным, или неправильным, что после гибели Великого Князя Феанаро, его должен заменить старший сын. Должен был бы заменить... если бы Великий Князь Феанаро не поджег корабли в Лосгаре.
Великим Князем Нолдор должен быть эльда, который не запятнал себя ни в Альквалондэ, ни при Лосгаре. Он должен быть старше нас по возрасту и более опытным, чем молодые Эльдар, которые лучше владеют мечами, чем собственным умом. И поэтому, я передаю свои права на верховное правление нашим народом брату моего отца, князю Нолофинвэ Финвиону.
— Он все-таки это сказал, - прошипел Морифинвэ, не удержавшись, — он это сказал...
— О, теперь, — прошелестел Куруфинвэ, — между верховной властью и его оtornо лишь одно лицо... А идет война.
— Я отрекаюсь от своих прав наследования, — тихий голос Майтимо был все таким же размеренным, — за себя и своих братьев. Не скажу, что они единодушно одобрили мое решение, но меня поддержало большинство.
— Большинство... — хмыкнул Туркафинвэ едва слышимо, —quentaro, который не успевал вытирать слезы, вместо того, чтобы княжить, и двое детей...
— Я сказал свое слово, — закончил Руссандол, — и ожидаю ответ князя Нолофинвэ.
Финдекано взглянуд на отца. Нолофинвэ сидел в глубокой задумчивости. Юноша не знал, расслышал ли отец шипение трех Феанарионов, но князь Аttea Nosse был явно не в восторге от предложения племянника.
— Нельяфинвэ, милый родственник, — молвил князь, наконец, - прости, что не называю тебя Великим Князем, я не привык называть так и Феанаро, не успел привыкнуть... Прости. Я благодарен тебе за доверие, благодарен за то, что ты чистосердечно пытаешься исправить отцовские ошибки. Однако, звание Великого Князя здесь, в Эндорэ - не та блестка, за которую мы спорили с моим братом. Это — ответственность, страшная и кровавая, это слава военачальника и гибель в случае поражения... Когда я отправился из Тириона, то одной из причин моего ухода было желание сохранить вас, молодых, потому что на брата я не рассчитывал... И вот теперь нет Феанаро, и моего младшего сына тоже нет, а ты, Нельяфинвэ, остался в живых только чудом Валар, потому что мой сын не смог бы помочь тебе без помощи орла Манвэ. И я понял, что никого не смогу спасти, и никому не смогу помочь, но я попробую. Попробую это сделать... Кое-кто из твоих братьев недоволен — но я не вождь, который принимает решения единолично, и которому безразлично мнение родных. Все решения мы будем принимать вместе, но, как и положено, на войне приказ Великого Князя будет законом. Так воевали Пробужденные, так поступал Великий Князь Финвэ, так буду поступать и я...
Майтімо медленно поднялся. Нолофинвэ встал следом. Поднялись на ноги с расстеленных плащей и все остальные.
— Дай мне его, Макалаурэ! — обратился Руссандол к певцу.
Макалаурэ вынул из-под плаща сундучок из розового дерева, и откинул крышку. В сундучке, на подушке из желтого бархата покоился обруч из золотых цветов, который Финдекано видел когда-то на голове князя Финвэ во время больших праздников.
— Венец Великого Князя, — сказал Руссандол, подхватывая ящик левой, одновременно с этим преклоняя колено, — примите, Мой Князю и родственник.
Нолофінвэ осторожно взял сундучок, и опустил взгляд. Он тоже вспомнил.
Подняться Майтимо помог Макалаурэ. Торжественная часть совещания видимо закончилась, потому что по знаку Руссандола снова заиграла тихая музыка. Нолофинвэ отошел вбок с Финарато, что-то обсуждая. Троица Феанарионов немного успокоилась — то, чего они боялись, уже произошло, и изменить ничего нельзя было. Финдекано посмотрел на Куруфинвэ с милой улыбкой и сказал:
— Мы так давно не виделись, дорогой родственник... У меня есть к вам дело, которое стоит обсудить наедине.
— С радостью... — ответил немного растерянныйся Куруфинвэ, — отойдем...
Они углубились в лес. Музыку почти не стало слышно.
— Так что... — начал Куруфинвэ, но закончить не успел. Финдекано схватил его за изворот куртки, прижал к дереву и схватил за горло.
— Милый родственник, — сказал тихо, — если среди Нолдор поползут слухи, что Финдекано Астальдо, увидев своего собрата прикованным к скале, сперва заставил его присягнуть передать верховную власть князю Нолофинвэ, и только тогда полез его спасать, то ваша жизнь станет очень печальной. Я не стану вас убивать — Майтимо любит всех своих братьев, хотя некоторые того и не заслуживают. Однако — заставлю проглотить ваши лживые языки. Все поняли?
Куруфинвэ понял все... Из синих глаз родственника на него смотрела погибель, неумолимая и чудовищная.
- И если вы будете продолжать нашептывать своим братьям, что Руссандол отдал корону князю Нолофинвэ, чтобы расчистить дорогу к власти будущему отцеубийце, или тому, кто ожидает гибели Великого Князя, то я позабочусь о том, чтобы вам нечем было шептать. Ровно, как и тогда, если вы напомните старшему брату о времени, проведенном в плену... О муках, унижении и беспомощности... Я не могу об этом петь — а вы... вы будете молчать. И пусть только Майтимо услышит хотя бы один намек. Я справлюсь и со всеми тремя— хоть вместе, хоть поодиночке.
Куруфинвэ хрипел. Красивое лицо его посинело. Финдекано отпустил его и сказал вежливо:
— Спасибо за приятно проведенное время.
Майтимо уже начал волновался... Он встретил Финдекано на лесной тропе, недалеко от поляны, на которой происходила встреча.
— Астальдо, — сказал, — что случилось? Где Атаринке?
— Там, в лесу, приводит себя в порядок, — невозмутимо ответил Фіндекано, — он упал...
— Случайно не на твой клинок?
— Я не позволил бы себе этого, оtorno. Особенно, после твоего самопожертвования.
— О, — произнес Майтимо, — скорее это я переложил свое бремя на плечи твоего отца...
— Трое против четверых... Мне жаль.
— Ничего, — ответил Руссандол жестко, — они привыкнут. Отец их разбаловал — эти милые юноши знать ничего не хотят, кроме своих прихотей. Власть... Мое исчезновение приблизило их к власти, они вдруг поняли, в особенности Тьелькормо, что Макалаурэ не продержится долго на моем месте. Певец или погиб бы, или сошел с ума, чувствуя мои страдания. Ты знаешь, что он носил на теле ту мою косу, которую отрезали urqui?
— Знаю. Видел...
— Итак — Тьелькормо подумал, что... Сейчас ему самому стыдно, но он имел определенные надежды... Карнистиро проще, его обижает сама ситуация — что-то наше отдали кому-то... А вот Атаринке был отцовским любимцем, ближайшее — в последнее время, и его зацепило это... краешком. Но не волнуйся, побратим — я приведу их всех в порядок. У меня хватит на это сил, будь уверен.
Из-за деревьев появился Куруфинвэ. Он еле шел, держась за горло.
— Атаринке, подойди, — произнес Майтимо, — и вы, двое — нечего прятаться за деревьями. Я оставил свой голос на скалах Тангородрима и не могу говорить слишком громко.
Тьелкьормо и Карнистиро вышли из своей засады. Белокурый охотник смотрел холодно и спокойно, а его брат едва сдерживал гнев.
— А теперь слушайте меня, — произнес Руссандол почти шепотом, но братья втянули головы в плечи, как от крика, — слушайте, глупые эльдар... То, что я сделал — необходимость, страшная необходимость. Это — не плата за освобождение, дорогой мой Атаринке. Это попытка спасти вас. Ты хотел, Куруфинвэ, послушать, как было там... в Ангбанде? Там была клетка — три каменные стены и решетка вместо четвертой. Я видел своих охранников, я понимал, о чем они говорят, потому что язык их на три четверти украден, а на четверть состоит из жестов и выкриков. Взрослий urko княжеского рода, мои милые, может получить власть лишь тогда, когда сгрызет своих братьев. Такое страшное условие им придумал Моринготто. Они начинали грызню еще в детстве, и в конце концов выживал только один, который и занимал должность военачальника, или просто командира. Награждали победителя сапогами и плетью — это у них заменяет княжеский венец. Сапоги — для того, чтобы лучше было топтать провинившихся подчиненных, плеть для наказаний тех же подчиненных и... и для издевательств над пленными. Подними глаза, Карнистиро, это ты назвал меня сумасшедшим? Я-то как раз в здравом уме, хотя их плети не раз использовались по назначению. И я думал, что вернулся в семью, а не в орочью стаю... Это Макалаурэ слаб, Тьелькормо? О, нет — он держался сам, и не давал впасть в отчаяние нашим воинам. Амбаруссар - дети, говоришь ты? Близнецы совсем юны, однако они, после одного случая в Лосгаре, понимают больше, чем вы трое. Я отдал свои права и княжий венец Аttea Nosse для того, чтобы вы, милые мои братцы, никогда не говорили, что старший брат вернулся с Ангбанда сумасшедшим, а Макалаурэ только лишь певец, а так... Я не хочу, Тьелькормо, чтобы Атаринке надоело ожидать, когда ты погибнешь в битве. Я не допущу, чтобы вы превратились в тварей, как те, которых я видел. Я говорю вам все это в присутствии Финдекано Нолофинвиона, потому что он никогда не предаст чужие тайны, и будет молчать о моем позоре. Позоре нашего рода. Вы желаете власти? Я наделю вас землями на границах, и сам стану рядом — властвуйте сколько хотите! Сражайтесь с Тьмой, пока она не сожрала вас!
На Безумную Троицу было страшно смотреть. Куда только делась с лица улыбочка Тьелькормо. Карнистиро смотрел прямо перед собой, у него дрожали губы. Даже Атаринке прошибло, и он не подводил глаз, вцепившись в отвороты потрепанной куртки.
— Я щадил вас, — шептал Майтимо, — я думал обойтись намеками. А вы не поняли, братья, вам стало жаль великокняжеского венца, который так шел Рыжему Майтимо, который может, впоследствии, перешел бы и к вам. Разве не так, Тьелькормо? К твоим белокурым косам — да еще и корону... Но случилось... Когда-нибудь вы поблагодарите меня за то, что остались Эльдар.
Морифинвэ не выдержал первым.
— Ты сможешь простить меня, Старший Рыжий? — спросил он, — есть ли предел, за которым...
— Нет предела моей любви, - ответил Руссандол, — я прощаю, Карнистиро...
Тьелькормо не мог отважиться на слово. Первый красавец среди Феанарионов стоял, склонив голову, и нежное его лицо пылало, будто запад Вассы. Финдекано, который все это время думал, не преувеличивает ли Майтимо вины Троицы, понял, глядя на него, что Туркафинвэ на самом деле примерял венец...
— Я не то.., - наконец сказал Тьелькормо, — я совсем... Майтимо... Я... Я не хотел... Мы полезли в эти горы... Мы пытались... Подобрались чуть ли не к самому Ангбанду... Меня ранили... Такая неудача ... Я тебя люблю... Лучше бы меня... На ту скалу... Рыжий... Ну, извини... Ну...
— Храбрый ты мой, — сказал Майтимо ласково, — я помню Битву Под Звездами, и то, как сумасшедшая атака твоей конницы принесла нам победу. Тогда еще жив был папа, и звезды сияли над нами, и в наших сердцах, и на наших щитах... И вы забыли о тех, кто остался в Арамане. Только я вот не забывал, хотя и меня захватил вихрь боя... Все в порядке, брат. Я с тобой.
У Куруфинвэ, который смотрел на все это, сузились глаза. Финдекано вдруг понял —этот не признает своей вины. В дружной семерке таки осталась прореха, которая впоследствии могла принести немало хлопот. Атаринке, младший из Троицы, несмотря на юный возраст, был среди трех братьев главарем, благодаря тому, что унаследовал от Феанаро и внешность, и характер. Только князь Феанаро был вспыльчивым, это правда, но не подлым. А Куруфинвэ младшего словно действительно сглазил Моринготто, вложив ему в душу желание потаенной власти над душами и помыслами своих братьев.
Пока только братьев... А что дальше?
— Прости... брат, — прохрипел Атаринке, больше делая вид, что ему еще больно, и он не может говорить.
— Что с тобой? — спросил Майтимо чуть насмешливо.
— Холодный... ветер... Простудился, наверное.
Нечто подобное, видимо, отвечали Руссандолу его сорвиголовы не в таком уж и далеком детстве, когда приходили домой со следами драки.
— Не дразни больше ветер, братец. Мы снова вместе. Идите к гостям, развлеките их. А мы с Финдекано придем позже.
Нолофинвион провел глазами трех сыновей Феанаро и повернулся к четвертому. Лицо Руссандола помрачнело — напряжение дало о себе знать.
— Опять пропал голос, — прошептал Майтимо, — Рыжий еще долго не сможет петь.
— Не слишком ли ты был резким с этими... детьми?
— Ничего... Выдержат. Мы, Эльдар, взрослеем медленно, и тело созревает раньше ума. Братьям придется повзрослеть быстрее — вот и все.
Финдекано прикусил язык, сдерживая вопрос, который был бы неуместным и невежливым. Он понимал каково было Руссандолу вернуться из Железного Ада и понять, что кое-кто лелеял надежды на его погибель, и то, что будет после. Он бы не простил подобного, скажем, Туракано... Наверное, не простил бы... А может... Кто знает. А Майтимо — он же совсем другой, его оtorno. Безумно гордый Нолдо — это о нем.
— Если ты хочешь спросить, был я искренним, простив их, — был...
— Как ты догадался, Руссандол?
— По выражению твоих глаз, оtorno. Я уже говорил тебе — не смей меня жалеть. Это моя семья, мои хлопоты. Я справлюсь — и они станут настоящими воинами-Эльдар. Потому что я люблю их всех, со всеми их слабостями и промахами. Разве ты не так любишь своих братьев... То есть. Извини...
О гибели Аракано Нолофинвион поведал своему приятелю уже давно. Однако, Майтимо все еще не мог привыкнуть к тому, что у оtorno теперь есть только один брат.
— Не знаю, — молвил Финдекано задумчиво, - у нас... У нас были совсем другие отношения. Мы никогда не были одним целым — я, Турондо, Аракано... Арельдэ была ближе к Турондо, и вообще держалась на расстоянии. Мне удивительна ваша страстная любовь и столь же страстная ненависть. Берегись Куруфинвэ — мне кажется, он близок к тому, чтобы возненавидеть тебя.
— Бедный брат тяжелее всего пережил гибель отца. Я вытащу его, не волнуйся... А теперь пойдем на поляну, потому что вежливые Эльдар еще подумают, что мы тут поубивали друг друга.
— О, разве такое возможно? А для чего бы тогда я лазил по скалам?
— Чтобы не уступить эту честь Моринготто, разве нет? Куруфинвэ так бы и сказал.
Майтимо всегда улыбался так, что его лицо аж светилось изнутри. Он уже не гневался, а подсмеивался над своими непослушными родственниками. Руссандол обнял Финдекано за плечи и они пошли на звуки далекой музыки, все еще улыбаясь друг другу.
Да, я снова в деле~
За эти несколько дней между братьями что-то произошло... Когда-то единые во всем Феанарионы явно поделились на два лагеря: Безумная Троица — против остальных. Макалаурэ сидел рядом со старшим братом, спокойный и надменный. Затравленное выражение его лица куда только делось —quentaro почувствовал опору. Эту же опору чувствовали и близнецы — Амбаруссар с серьезным выражением на юных личиках поглядывали на Куруфинвэ осуждающе и чуть ли не гневно.
читать дальше — Если мы уже насладились музыкой — перейдем к делам, — сказал Майтимо, — Три Дома Нолдор понесли большие потери... Сначала мы потеряли Великого Князя Финвэ, и эта потеря привела к уходу Нолдор из Валинора... Эльдар погибали в битвах, но больше всего пострадало движение князя Нолофинвэ — Второй и Третий Дома. Пострадали из-за неосмотрительности Великого Князя Феанаро, который унаследовал титул и звание от своего отца Финвэ.
Троица Феанарионов завозилась. Морифинвэ хотел что-то сказать, но Руссандол лишь повернул голову, и его брат сдержал себя.
— После гибели отца, — ровно продолжал Майтимо, — я являюсь Великим Князем Нолдор, и князем Міпуа Nosse. И, как нолдо, обремененный властью и ответственностью, приношу князю Аttеa Nosse Финве Нолофінвэ, и княжичу-наместнику Nelya Nosse Артафиндэ-Финарато извинения за то, что князь Феанаро сделал в Лосгаре. Я хочу, чтобы между нами всеми процветал мир и покой.
— Я принимаю ваши извинения, Великий Князь, — сказал Нолофинвэ так же ровно, — и всем сердцем хочу мира и спокойствия.
— Я принимаю ваши извинения, Великий Князь, — прозвенел серебром голос Арафинвиона, — и так же желаю спокойствия и мира.
— В знак наших добрых намерений, — продолжал Майтимо, — мы отдаем пострадавшей части движения две трети нашего имущества, а также половину табуна валинорских лошадей...
Финдекано, который внимательно следил за Безумной Троицей, насторожил уши. Братья шептались между собой, не решаясь войти в оsanwe перед глазами Майтимо, который сразу бы распознал тот особый сосредоточенный вид, который появляется при обмене мыслями.
— О, если бы этим и закончилось, — сказал Туркафинвэ, едва двигая губами, — я был бы готов отдать и остальную часть имущества, если бы...
— Он был настроен решительно.., - язвительно отозвался Куруфинве.
— Не стоило позволять, — прошипел Морьо, - брат сошел с ума там... от страданий и боли.
— Возможно, — снова зашептал Куруфинвэ, — Нолофинвион требовал у него это, как плату за освобождение. Брат всегда держит слово, ну, а там, на Тангородриме... он просто обязан был его дать.
Финдекано едва заметно побледнел. Разговор начал ему не нравиться.
- Есть еще один вопрос, — говорил тем временем Майтимо, — вопрос, который требует решения. Поскольку после смерти Великого Князя Нолдор Финвэ, его титул унаследовал мой отец, то никому не показалось странным, или неправильным, что после гибели Великого Князя Феанаро, его должен заменить старший сын. Должен был бы заменить... если бы Великий Князь Феанаро не поджег корабли в Лосгаре.
Великим Князем Нолдор должен быть эльда, который не запятнал себя ни в Альквалондэ, ни при Лосгаре. Он должен быть старше нас по возрасту и более опытным, чем молодые Эльдар, которые лучше владеют мечами, чем собственным умом. И поэтому, я передаю свои права на верховное правление нашим народом брату моего отца, князю Нолофинвэ Финвиону.
— Он все-таки это сказал, - прошипел Морифинвэ, не удержавшись, — он это сказал...
— О, теперь, — прошелестел Куруфинвэ, — между верховной властью и его оtornо лишь одно лицо... А идет война.
— Я отрекаюсь от своих прав наследования, — тихий голос Майтимо был все таким же размеренным, — за себя и своих братьев. Не скажу, что они единодушно одобрили мое решение, но меня поддержало большинство.
— Большинство... — хмыкнул Туркафинвэ едва слышимо, —quentaro, который не успевал вытирать слезы, вместо того, чтобы княжить, и двое детей...
— Я сказал свое слово, — закончил Руссандол, — и ожидаю ответ князя Нолофинвэ.
Финдекано взглянуд на отца. Нолофинвэ сидел в глубокой задумчивости. Юноша не знал, расслышал ли отец шипение трех Феанарионов, но князь Аttea Nosse был явно не в восторге от предложения племянника.
— Нельяфинвэ, милый родственник, — молвил князь, наконец, - прости, что не называю тебя Великим Князем, я не привык называть так и Феанаро, не успел привыкнуть... Прости. Я благодарен тебе за доверие, благодарен за то, что ты чистосердечно пытаешься исправить отцовские ошибки. Однако, звание Великого Князя здесь, в Эндорэ - не та блестка, за которую мы спорили с моим братом. Это — ответственность, страшная и кровавая, это слава военачальника и гибель в случае поражения... Когда я отправился из Тириона, то одной из причин моего ухода было желание сохранить вас, молодых, потому что на брата я не рассчитывал... И вот теперь нет Феанаро, и моего младшего сына тоже нет, а ты, Нельяфинвэ, остался в живых только чудом Валар, потому что мой сын не смог бы помочь тебе без помощи орла Манвэ. И я понял, что никого не смогу спасти, и никому не смогу помочь, но я попробую. Попробую это сделать... Кое-кто из твоих братьев недоволен — но я не вождь, который принимает решения единолично, и которому безразлично мнение родных. Все решения мы будем принимать вместе, но, как и положено, на войне приказ Великого Князя будет законом. Так воевали Пробужденные, так поступал Великий Князь Финвэ, так буду поступать и я...
Майтімо медленно поднялся. Нолофинвэ встал следом. Поднялись на ноги с расстеленных плащей и все остальные.
— Дай мне его, Макалаурэ! — обратился Руссандол к певцу.
Макалаурэ вынул из-под плаща сундучок из розового дерева, и откинул крышку. В сундучке, на подушке из желтого бархата покоился обруч из золотых цветов, который Финдекано видел когда-то на голове князя Финвэ во время больших праздников.
— Венец Великого Князя, — сказал Руссандол, подхватывая ящик левой, одновременно с этим преклоняя колено, — примите, Мой Князю и родственник.
Нолофінвэ осторожно взял сундучок, и опустил взгляд. Он тоже вспомнил.
Подняться Майтимо помог Макалаурэ. Торжественная часть совещания видимо закончилась, потому что по знаку Руссандола снова заиграла тихая музыка. Нолофинвэ отошел вбок с Финарато, что-то обсуждая. Троица Феанарионов немного успокоилась — то, чего они боялись, уже произошло, и изменить ничего нельзя было. Финдекано посмотрел на Куруфинвэ с милой улыбкой и сказал:
— Мы так давно не виделись, дорогой родственник... У меня есть к вам дело, которое стоит обсудить наедине.
— С радостью... — ответил немного растерянныйся Куруфинвэ, — отойдем...
Они углубились в лес. Музыку почти не стало слышно.
— Так что... — начал Куруфинвэ, но закончить не успел. Финдекано схватил его за изворот куртки, прижал к дереву и схватил за горло.
— Милый родственник, — сказал тихо, — если среди Нолдор поползут слухи, что Финдекано Астальдо, увидев своего собрата прикованным к скале, сперва заставил его присягнуть передать верховную власть князю Нолофинвэ, и только тогда полез его спасать, то ваша жизнь станет очень печальной. Я не стану вас убивать — Майтимо любит всех своих братьев, хотя некоторые того и не заслуживают. Однако — заставлю проглотить ваши лживые языки. Все поняли?
Куруфинвэ понял все... Из синих глаз родственника на него смотрела погибель, неумолимая и чудовищная.
- И если вы будете продолжать нашептывать своим братьям, что Руссандол отдал корону князю Нолофинвэ, чтобы расчистить дорогу к власти будущему отцеубийце, или тому, кто ожидает гибели Великого Князя, то я позабочусь о том, чтобы вам нечем было шептать. Ровно, как и тогда, если вы напомните старшему брату о времени, проведенном в плену... О муках, унижении и беспомощности... Я не могу об этом петь — а вы... вы будете молчать. И пусть только Майтимо услышит хотя бы один намек. Я справлюсь и со всеми тремя— хоть вместе, хоть поодиночке.
Куруфинвэ хрипел. Красивое лицо его посинело. Финдекано отпустил его и сказал вежливо:
— Спасибо за приятно проведенное время.
Майтимо уже начал волновался... Он встретил Финдекано на лесной тропе, недалеко от поляны, на которой происходила встреча.
— Астальдо, — сказал, — что случилось? Где Атаринке?
— Там, в лесу, приводит себя в порядок, — невозмутимо ответил Фіндекано, — он упал...
— Случайно не на твой клинок?
— Я не позволил бы себе этого, оtorno. Особенно, после твоего самопожертвования.
— О, — произнес Майтимо, — скорее это я переложил свое бремя на плечи твоего отца...
— Трое против четверых... Мне жаль.
— Ничего, — ответил Руссандол жестко, — они привыкнут. Отец их разбаловал — эти милые юноши знать ничего не хотят, кроме своих прихотей. Власть... Мое исчезновение приблизило их к власти, они вдруг поняли, в особенности Тьелькормо, что Макалаурэ не продержится долго на моем месте. Певец или погиб бы, или сошел с ума, чувствуя мои страдания. Ты знаешь, что он носил на теле ту мою косу, которую отрезали urqui?
— Знаю. Видел...
— Итак — Тьелькормо подумал, что... Сейчас ему самому стыдно, но он имел определенные надежды... Карнистиро проще, его обижает сама ситуация — что-то наше отдали кому-то... А вот Атаринке был отцовским любимцем, ближайшее — в последнее время, и его зацепило это... краешком. Но не волнуйся, побратим — я приведу их всех в порядок. У меня хватит на это сил, будь уверен.
Из-за деревьев появился Куруфинвэ. Он еле шел, держась за горло.
— Атаринке, подойди, — произнес Майтимо, — и вы, двое — нечего прятаться за деревьями. Я оставил свой голос на скалах Тангородрима и не могу говорить слишком громко.
Тьелкьормо и Карнистиро вышли из своей засады. Белокурый охотник смотрел холодно и спокойно, а его брат едва сдерживал гнев.
— А теперь слушайте меня, — произнес Руссандол почти шепотом, но братья втянули головы в плечи, как от крика, — слушайте, глупые эльдар... То, что я сделал — необходимость, страшная необходимость. Это — не плата за освобождение, дорогой мой Атаринке. Это попытка спасти вас. Ты хотел, Куруфинвэ, послушать, как было там... в Ангбанде? Там была клетка — три каменные стены и решетка вместо четвертой. Я видел своих охранников, я понимал, о чем они говорят, потому что язык их на три четверти украден, а на четверть состоит из жестов и выкриков. Взрослий urko княжеского рода, мои милые, может получить власть лишь тогда, когда сгрызет своих братьев. Такое страшное условие им придумал Моринготто. Они начинали грызню еще в детстве, и в конце концов выживал только один, который и занимал должность военачальника, или просто командира. Награждали победителя сапогами и плетью — это у них заменяет княжеский венец. Сапоги — для того, чтобы лучше было топтать провинившихся подчиненных, плеть для наказаний тех же подчиненных и... и для издевательств над пленными. Подними глаза, Карнистиро, это ты назвал меня сумасшедшим? Я-то как раз в здравом уме, хотя их плети не раз использовались по назначению. И я думал, что вернулся в семью, а не в орочью стаю... Это Макалаурэ слаб, Тьелькормо? О, нет — он держался сам, и не давал впасть в отчаяние нашим воинам. Амбаруссар - дети, говоришь ты? Близнецы совсем юны, однако они, после одного случая в Лосгаре, понимают больше, чем вы трое. Я отдал свои права и княжий венец Аttea Nosse для того, чтобы вы, милые мои братцы, никогда не говорили, что старший брат вернулся с Ангбанда сумасшедшим, а Макалаурэ только лишь певец, а так... Я не хочу, Тьелькормо, чтобы Атаринке надоело ожидать, когда ты погибнешь в битве. Я не допущу, чтобы вы превратились в тварей, как те, которых я видел. Я говорю вам все это в присутствии Финдекано Нолофинвиона, потому что он никогда не предаст чужие тайны, и будет молчать о моем позоре. Позоре нашего рода. Вы желаете власти? Я наделю вас землями на границах, и сам стану рядом — властвуйте сколько хотите! Сражайтесь с Тьмой, пока она не сожрала вас!
На Безумную Троицу было страшно смотреть. Куда только делась с лица улыбочка Тьелькормо. Карнистиро смотрел прямо перед собой, у него дрожали губы. Даже Атаринке прошибло, и он не подводил глаз, вцепившись в отвороты потрепанной куртки.
— Я щадил вас, — шептал Майтимо, — я думал обойтись намеками. А вы не поняли, братья, вам стало жаль великокняжеского венца, который так шел Рыжему Майтимо, который может, впоследствии, перешел бы и к вам. Разве не так, Тьелькормо? К твоим белокурым косам — да еще и корону... Но случилось... Когда-нибудь вы поблагодарите меня за то, что остались Эльдар.
Морифинвэ не выдержал первым.
— Ты сможешь простить меня, Старший Рыжий? — спросил он, — есть ли предел, за которым...
— Нет предела моей любви, - ответил Руссандол, — я прощаю, Карнистиро...
Тьелькормо не мог отважиться на слово. Первый красавец среди Феанарионов стоял, склонив голову, и нежное его лицо пылало, будто запад Вассы. Финдекано, который все это время думал, не преувеличивает ли Майтимо вины Троицы, понял, глядя на него, что Туркафинвэ на самом деле примерял венец...
— Я не то.., - наконец сказал Тьелькормо, — я совсем... Майтимо... Я... Я не хотел... Мы полезли в эти горы... Мы пытались... Подобрались чуть ли не к самому Ангбанду... Меня ранили... Такая неудача ... Я тебя люблю... Лучше бы меня... На ту скалу... Рыжий... Ну, извини... Ну...
— Храбрый ты мой, — сказал Майтимо ласково, — я помню Битву Под Звездами, и то, как сумасшедшая атака твоей конницы принесла нам победу. Тогда еще жив был папа, и звезды сияли над нами, и в наших сердцах, и на наших щитах... И вы забыли о тех, кто остался в Арамане. Только я вот не забывал, хотя и меня захватил вихрь боя... Все в порядке, брат. Я с тобой.
У Куруфинвэ, который смотрел на все это, сузились глаза. Финдекано вдруг понял —этот не признает своей вины. В дружной семерке таки осталась прореха, которая впоследствии могла принести немало хлопот. Атаринке, младший из Троицы, несмотря на юный возраст, был среди трех братьев главарем, благодаря тому, что унаследовал от Феанаро и внешность, и характер. Только князь Феанаро был вспыльчивым, это правда, но не подлым. А Куруфинвэ младшего словно действительно сглазил Моринготто, вложив ему в душу желание потаенной власти над душами и помыслами своих братьев.
Пока только братьев... А что дальше?
— Прости... брат, — прохрипел Атаринке, больше делая вид, что ему еще больно, и он не может говорить.
— Что с тобой? — спросил Майтимо чуть насмешливо.
— Холодный... ветер... Простудился, наверное.
Нечто подобное, видимо, отвечали Руссандолу его сорвиголовы не в таком уж и далеком детстве, когда приходили домой со следами драки.
— Не дразни больше ветер, братец. Мы снова вместе. Идите к гостям, развлеките их. А мы с Финдекано придем позже.
Нолофинвион провел глазами трех сыновей Феанаро и повернулся к четвертому. Лицо Руссандола помрачнело — напряжение дало о себе знать.
— Опять пропал голос, — прошептал Майтимо, — Рыжий еще долго не сможет петь.
— Не слишком ли ты был резким с этими... детьми?
— Ничего... Выдержат. Мы, Эльдар, взрослеем медленно, и тело созревает раньше ума. Братьям придется повзрослеть быстрее — вот и все.
Финдекано прикусил язык, сдерживая вопрос, который был бы неуместным и невежливым. Он понимал каково было Руссандолу вернуться из Железного Ада и понять, что кое-кто лелеял надежды на его погибель, и то, что будет после. Он бы не простил подобного, скажем, Туракано... Наверное, не простил бы... А может... Кто знает. А Майтимо — он же совсем другой, его оtorno. Безумно гордый Нолдо — это о нем.
— Если ты хочешь спросить, был я искренним, простив их, — был...
— Как ты догадался, Руссандол?
— По выражению твоих глаз, оtorno. Я уже говорил тебе — не смей меня жалеть. Это моя семья, мои хлопоты. Я справлюсь — и они станут настоящими воинами-Эльдар. Потому что я люблю их всех, со всеми их слабостями и промахами. Разве ты не так любишь своих братьев... То есть. Извини...
О гибели Аракано Нолофинвион поведал своему приятелю уже давно. Однако, Майтимо все еще не мог привыкнуть к тому, что у оtorno теперь есть только один брат.
— Не знаю, — молвил Финдекано задумчиво, - у нас... У нас были совсем другие отношения. Мы никогда не были одним целым — я, Турондо, Аракано... Арельдэ была ближе к Турондо, и вообще держалась на расстоянии. Мне удивительна ваша страстная любовь и столь же страстная ненависть. Берегись Куруфинвэ — мне кажется, он близок к тому, чтобы возненавидеть тебя.
— Бедный брат тяжелее всего пережил гибель отца. Я вытащу его, не волнуйся... А теперь пойдем на поляну, потому что вежливые Эльдар еще подумают, что мы тут поубивали друг друга.
— О, разве такое возможно? А для чего бы тогда я лазил по скалам?
— Чтобы не уступить эту честь Моринготто, разве нет? Куруфинвэ так бы и сказал.
Майтимо всегда улыбался так, что его лицо аж светилось изнутри. Он уже не гневался, а подсмеивался над своими непослушными родственниками. Руссандол обнял Финдекано за плечи и они пошли на звуки далекой музыки, все еще улыбаясь друг другу.
@темы: Перевод, Фанфикшн, Нолфинги, Сильмариллион
А я то же самое вчера выложила, только фрагмент короче...
Я считаю, что главы "Астальдо" разделены значком ***
...Добавлю сейчас к своему вчерашнему посту окончание из твоего,дам на тебя ссылку - и глава готова.
Пусть висит уже, а там начну следующую главу.
Хорошо, так и сделаем. А я беру следующую за твоей.
Siole, все будет :з